– Я сделала это! – воскликнула она. – Я действительно скакала! Это потрясающе!

При виде ее восторга тревога исчезла с лиц ее преследователей, они заулыбались.

Эрик закрыл глаза и вздохнул, увидев огненно-рыжие волосы жены среди мужчин, окруживших ее. Последние несколько минут стали для него сущим адом; он уже представил, как ее изуродованное тело лежит на земле, и это будет целиком его вина. Он был уверен, что она пострадает во время этой сумасшедшей скачки, поэтому, увидев ее спокойно сидящей в седле среди своих людей, он испытал огромное облегчение. Но потом он услышал, как она весело болтает и смеется, а в ответ тоже раздается смех. Она казалась чересчур довольной и счастливой среди его воинов. И что еще хуже, каждый из них с восторгом внимал каждому ее слову.

Подъехав поближе, он понял, что она делится впечатлениями о скачке. Судя по всему, пока все они тревожились о ее безопасности, она наслаждалась. И уже считала себя превосходной наездницей. «Женщины… – возмущенно подумал он. – Они самые непостоянные и самые ветреные создания. Только женщина, которая еще недавно хуже всех держалась в седле и, к счастью, уцелела в бешеной скачке, сочтет себя опытной, наездницей».

– Муж! – неожиданно закричала она, заметив его. – Вы видели? Разве это было не великолепно? Мы почти летели. Клянусь, Ромашка здесь самая быстрая лошадь. И я скакала на ней. Вы видели?

– Да, – тихо ответил он, подъехав к Розамунде. Взяв поводья из ее рук, он повернул назад и потянул кобылу за собой.

– Муж, – неуверенно пробормотала она, – вы ведь не сердитесь? Нет, подумайте! С этой небольшой скачкой мы наверстали время, потраченное на мое обучение. Разве нет?

– Наверстали бы, если бы направлялись обратно в Шамбли. Однако нам в другую сторону, так что эта «небольшая скачка» лишь замедлила наше продвижение и утомила лошадей.

– О, – печально вздохнула Розамунда, и плечи ее поникли. Ромашка поскакала не в ту сторону, увлекая за собой всех остальных. Если бы она знала это, то повернула бы кобылу в нужную сторону или по крайней мере остановилась раньше. Вместо этого она дала волю кобыле и еще больше задержала их прибытие домой. Похоже, она ничего не может сделать правильно.

Глава 6

Розамунда спешилась сама, и только гордость не дала ей разрыдаться. Ей просто не верилось, что можно терпеть такую боль, которая мучила ее сейчас. Сидя в седле перед мужем, она, конечно, чувствовала определенные неудобства, но, проехав целый день одна, испытала адские муки. Все мышцы нестерпимо болели. Но она решила, что ни за что на свете не признается в этом. Разрази гром ее мужа! Она подозревала, что этот несносный человек даже обрадуется ее боли. Сообщив ей, что она опять задержала их в пути, он не сказал больше ей ни слова.

С тех пор они мчались без передышки, даже не остановившись перекусить в полдень, и почти все это время боль терзала Розамунду. Но она была слишком горда, чтобы признаться в этом. Если мужчины могут с этим справляться, то и она сможет. Ее мускулы привыкнут к седлу, и она завоюет уважение мужчин. Ей было не занимать решимости, и она не приняла предложения одного из людей мужа позаботиться о ее лошади.

Заметив сочувствие в глазах мужчины, она покачала головой, горячо поблагодарила, но решительно отказалась от помощи. Она слышала, как муж отдает те же распоряжения, что и накануне; потом он удалился в лес,

Вздохнув, Розамунда закончила чистить кобылу, попрощалась с ней на ночь и решительно направилась к куче хвороста, сложенного в середине поляны. Но когда она предложила помочь, ее снова вежливо отстранили, посоветовав сесть на поваленное дерево и отдохнуть. Как и накануне вечером, она пыталась помочь в приготовлении дичи, принесенной мужчинами, и снова ей вежливо говорили, чтобы она отдыхала.

Розамунда нетерпеливо вздохнула и сердито посмотрела вокруг. Менее всего ей сейчас хотелось сидеть. Она и так уже все себе отбила после целого дня, проведенного в седле. Почему мужчины не позволяют ей помочь им? Разве она сегодня не завоевала хотя бы толику уважения? Почему они обращаются с ней как с беспомощным созданием, которое нужно все время нянчить? Она никак не могла понять этого. В аббатстве, где жили одни женщины, сестры сами делали всю необходимую работу. А здесь ей и шагу не давали ступить.

Потом ее внезапно осенило: а что, если это из-за того, что муж не дал ей поручения перед уходом? Ну конечно! Он раздал указания всем, а ей ничего не поручил. Наверное, мужчины решили, что Эрик не хочет, чтобы она что-то делала. И ведь они не могут знать, что на протяжении трех дней пути из аббатства в Шамбли муж не давал ей поручений. Она сама знала, что делать, и делала это.

Эрик как раз появился на поляне, когда эта мысль пришла ей в голову, и Розамунда поспешила к нему с радостной улыбкой, уверенная, что сейчас они разберутся в этом недоразумении.

– Приветствую вас, милорд, – радостно произнесла она, украдкой посмотрев, слышит ли кто-нибудь ее. Никто вроде не прислушивался, но неподалеку стояли несколько мужчин, достаточно близко, чтобы слышать. Это ее как раз устраивало.

Эрик подозрительно посмотрел на жену, почувствовав по тому, как блуждал ее взгляд по поляне, что она что-то задумала.

– И тебе привет, жена.

Когда она в ответ лишь вопросительно подняла бровь, он сделал то же самое. Слегка нахмурившись, Розамунда чуть подалась вперед и сказала:

– Вы не отдали мне никаких приказаний.

Брови Эрика взмыли вверх, когда она проговорила это и призывно улыбнулась ему.

– Приказаний?

– Да, милорд. Ваши люди не разрешают мне помочь им, потому что вы не дали указаний. Вы должны дать мне указания – и громко, чтобы они слышали и знали, что я должна делать.

– Ясно, – пробормотал он, хотя так ничего и не понял. – Ну что ж, хорошо. Жена, сядь вон там и отдыхай! – громко приказал он.

– Нет! – растерялась Розамунда.

Эрик прищурился:

– Нет?

– Нет, – повторила она. – Вы не должны приказывать мне сидеть. Вы должны приказать мне что-нибудь делать.

– А я приказываю тебе сидеть – сидеть и отдыхать.

Розамунда окинула его сердитым взглядом, вздохнула, вспомнив свое обещание повиноваться.

– Прекрасно, – со злостью сказала она, забыв о хороших манерах. – Я буду сидеть!

Быстро повернувшись, она в ярости направилась к бревну у костра и резко опустилась на него, скривившись, когда натруженные мышцы соприкоснулись с твердым деревом.

Заметив это, Эрик заколебался, потом вздохнул и подошел к ней:

– Пойдем.

Как и накануне, он повел ее в лес, чтобы она могла облегчиться. Но потом вместо того, чтобы вернуться на поляну, он привел ее к реке,

– Если хочешь, искупайся.

Розамунда посмотрела на воду, потом перевела взгляд на мужа. Вспомнив, что он будет наблюдать за ней, пока она купается, Розамунда вздохнула:

– Я не хочу.

– Это успокоит боль в мышцах. Купайся.

В его словах прозвучали заботливые нотки.

– Но я…

– Это приказ.

Розамунда закрыла рот, на ее лице появилось выражение смиренной покорности. Она не может ослушаться прямого приказа, ведь так?

Мрачно сжав губы, Розамунда расстегнула пояс, свободно висевший на ее талии, и хотела положить его на землю.

– Что это?

Остановившись, она вопросительно взглянула на мужа. Эрик смотрел на небольшой чехол, прикрепленный к поясу.

– Дай-ка мне его, – приказал он.

Розамунда молча вручила ему пояс и переступила с ноги на ногу, когда Эрик вытащил из чехла ее кинжал. Он с интересом рассматривал рукоятку с замысловатой резьбой.

– Это подарок Юстасии, – сказала она, чтобы нарушить молчание. – Очень кстати, когда работаешь на конюшне.

– Да, я думаю. Очень красивый. – Он вложил кинжал в чехол и вопросительно посмотрел на Розамунду: – Ты не раздеваешься?

Вздохнув, она подняла руку к шнуровке на корсете, обводя при этом взглядом небольшую просеку у реки. Вокруг, казалось, не было ни души. Никто не увидит ее. Кроме Эрика.. Она посмотрела на него с несчастным видом: